Фанфик

[Ирэна Придд]

12.09.2009 в 16:46

Пишет  Кэллиг:

Для затравки...)
Название: Невероятная история с хорошим концом
Авторы:  Кэллиг, Niere

Бетинг:  Аэлирэнн
Пейринги: Алва/Робер, Робер/Валентин, Ойген/Робер, упоминаются Левий/Сильвестр, Эмиль/Дикон, Алва/Валентин *нет, это НЕ оргия)))*
Рейтинг: PG-15
Жанр: романс, стёб
Приддупреждения: слэш, ООС
Саммари: И снова Робер вынужден выбирать... на этот раз выбор стоит несколько иной
Дисклеймер: Камша написала, а мы скурили... и приглючилось нам...

- Братец, расскажи мне сказку!
- Ээ… но я не знаю сказок.
- Ну, хоть что-нибудь расскажи.
- Ххех. Ну что ж, ты сам напросился…

- 1 -

Очередная ночь без сна,
Бутыль касеры на столе,
А за окном моим Алва
Поет и плачет обо мне…

Легкий ночной ветерок, довольно прохладный для поздней весны, лениво шевелил густую листву, залетал в открытое окно, путался в тяжелых портьерах и ворошил бумаги, раскиданные по столу.
Но Роберу, сидевшему в своем кабинете, взгромоздив ноги на столешницу, ветер был не интересен. У него и безо всяких ветров проблем хватало: разошедшийся не на шутку Альдо, от слов и поступков которого в последнее время просто в дрожь бросало, бесчинствующие мародеры, на которых не хватало одного Карваля, несчастный Дикон, после гибели родных еще сильнее привязавшийся к Альдо... И Ойген. Ойген Райнштайнер, которого Робер не видел семь лет. И, возможно, еще столько же не увидит. Или вообще никогда. Излом любит подкидывать шутки, а случайная встреча двух старых любовников - шутка в его стиле. А ведь как неудачно все вышло: и расстались нехорошо, и встретились... Счастье, что Карвалю хватило ума не убивать барона - угрызений совести еще по одному поводу Иноходец бы не вынес.
Робер задумчиво дернул язычок варгана. Инструмент издал негромкий заунывный звук, так соответствовавший настроению герцога. И еще один. И еще... Музыка завораживала, уводила мысли в некие неведомые дали, заставляя забыть о насущных проблемах...
Эпинэ не сразу понял, что к варгану присоединилась гитара, и из распахнутого окна доносился мягкий, чуть хрипловатый, но очень мелодичный мужской голос. Голос пел какую-то кэналлийскую песню - совершенно непонятную, но безумно красивую. Робер встал из-за стола, чуть покачнулся - опустошенная бутылка "Черной крови", одна из подаренных несколько дней назад Алвой, не прошла бесследно - и выглянул в окно. Певец поднял голову, одарив Эпинэ ослепительной улыбкой. В лунном свете сверкнули до боли знакомые Роберу сапфировые глаза.
- Рокэ?! - изумленно воскликнул Иноходец.
- Эпинэ, осмелюсь напомнить, что мы с вами на брудершафт не пили. Впрочем, это не поздно исправить. Например, сегодня, - весело отозвался Ворон. Робер содрогнулся.
- Рокэ, что вы здесь делаете, Леворукий вас забери?!
- Как это - что? - искренне удивился соберано всея Кэналлоа, рассеянно проводя пальцами по струнам. - Пою. Вам что, не нравится?
- Нет. То есть, да. То есть, нравится, но...
- Так в чем же проблема?
- Но не посреди же ночи!
- Мне прийти утром? - Глаза Ворона насмешливо блеснули.
- Нет! - поспешно крикнул Робер.
- Значит, все-таки, не нравится... - разочарованно протянул Рокэ.
- Да нравится, нравится! Вы прекрасно поете, герцог... Но я не понимаю, что вы делаете в столь поздний час под моими окнами. Мне кажется, ваши серенады были бы уместнее в саду Её Величества...
- Но я хочу петь вам, Робер, - тихо и проникновенно произнес Первый Маршал Талига. И затянул новую песню.
Эпинэ тоскливо посмотрел на полную луну. Луна сделала вид, что она тут ни при чем.
- Рокэ, вы пьяны? - с подозрением спросил Робер.
- Да, ну и что?
- Рокэ, я прошу вас...
- О чем? - с готовностью отозвался тот.
- Заткнуться и убраться от моего дома! - не выдержав, прорычал Повелитель Молний.
- А вы невежливы, герцог. Вам нужно больше спать, - доверительно сообщил Алва, не прерывая игры.
Рассвирепевший Робер схватил с подоконника синий кактус - подарок Матильды на день рождения -и швырнул его в окно.
Из-за окна донесся глухой звук удара, затем недовольный звон упавшей на землю гитары.
Робер встревоженно выглянул наружу.
Герцог Алва лежал, неподвижно растянувшись под окном. На его лбу красовалась свежая ссадина, рядом с головой валялись черепки от разбившегося горшка и сиротливый кактус, укоризненно взиравший на предавшего его хозяина. В неверном свете луны лицо Ворона казалось еще более бледным, чем обычно.
Иноходец в отчаянии замер, глядя на Алву. На душе герцога скреблись даже не закатные кошки, а Звери Раканов. Рокэ пришёл к нему, открытый и искренний, а он... А он его... убил?! Сердце Эпинэ пропустило один удар, затем забилось чаще, и он, не раздумывая более ни секунды, перемахнул через подоконник и кинулся к Повелителю Ветров, не обращая внимания на стрельнувшее колено.
Дыхание Алвы было слабым и едва различимым, пульс почти не прощупывался. Не переставая корить себя на все лады и стараясь не думать о худшем, Робер подхватил Рокэ на руки. Несмотря на довольно хрупкое телосложение, весил Алва немало, и Эпинэ не раз подумал об этом, затаскивая его по лестнице, ведущей на второй этаж.
Добравшись до верхней площадки, Иноходец остановился передохнуть. В этот момент Ворон приоткрыл один глаз и бодро поинтересовался:
- Герцог, надеюсь, вы понимаете, что теперь, как Человек Чести, вы просто обязаны на мне жениться?
Эпинэ от неожиданности разжал руки, и Ворон грохнулся на пол.
- Герцог, поимейте совесть! Все равно она больше ни на что не годится, - проворчал Рокэ, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. - Так вот! Как человек, чести не имеющий, я готов удовольствоваться всего лишь ночью любви.
Робер тихо застонал, отчаянно пытаясь найти выход из столь идиотской ситуации - и не находя его.
- Мм... может, сначала выпьете?.. - осторожно предложил он.
- С удовольствием! У вас еще осталась "Черная кровь"?
- Да, конечно.
- Вот и отлично. Куда идти?
Робер перевел дух. Он надеялся, что Ворон, и без того уже нетрезвый, напьется и уснет.
Зря надеялся.
Задумчиво вертя в руках уже второй бокал вина, Рокэ внезапно вспомнил о том, что они так и не выпили на брудершафт. Он встал и на удивление твердым шагом подошел к Роберу.
- Герцог Эпинэ! - торжественно произнес он. - Встаньте.
Робер обреченно подчинился.
Два Повелителя Стихий переплели руки и выпили. После чего последовало логичное продолжение обряда. Слегка подзатянувшееся продолжение...

- 2 -

Болит с похмелья голова,
Вкус «Черной крови" на губах…
Зачем, скажите, я вчера
С Алвою пил на брудершафт?!

На следующее утро герцог Эпинэ проснулся со смутным ощущением неправильности происходящего. Хотя он никак не мог понять, что же происходит и что в этом неправильного.
Утреннее весеннее солнце с любопытством заглядывало в спальню сквозь неплотно задернутые шторы, в его лучах плясали мелкие пылинки. Робер потянулся... и наконец-то понял, что не так: поперек его груди лежала чья-то рука. Иноходец, стараясь не шевелиться, скосил глаза на чужую конечность. Конечность была худощавой, с узким изящным запястьем и тонкими удлиненными пальцами. На первый взгляд она казалась чуть ли не хрупкой, однако Робер откуда-то знал, за обманчивой слабостью кроется звериная сила. Обладатель руки был мужчиной.
Уже подозревая страшное, Эпинэ перевел взгляд дальше, туда, где на чужом плече лежала чужая голова. Предчувствия его не обманули: лицо было закрыто волосами, но эта иссиня-черная грива могла принадлежать лишь одному человеку во всей столице - герцогу Рокэ Алва.
Робер похолодел. На него ледяной волной нахлынули воспоминания о прошедшей ночи. Лайэ Астрапэ, какой кошмар! Какой позор! Несчастному Эпинэ послышался тихий ехидный смешок из дальнего угла спальни.
Осторожно, чтобы не разбудить Ворона, он выбрался из постели, подхватил свою одежду и вышел из комнаты. Что же теперь делать? Как с этим жить? И главное... как объяснить все Ойгену? Эпинэ отмел недостойное Человека Чести желание ничего не рассказывать возлюбленному. Нет, между ними не должно быть никаких тайн. И если Ойген решит, что это происшествие должно поставить точку в их отношениях... Что ж, так тому и быть.
Приняв решение, Робер почувствовал прилив новых сил. Он оделся, сел за свой рабочий стол и принялся составлять письмо к барону Райнштайнеру. После долгих мучений у него в руках оказался исписанный лист бумаги, половина строчек на котором была мелко заштрихована. Надо было бы переписать на чистовик, но Эпинэ боялся, что порыв решимости может пройти, и тогда письмо останется неотправленным. Нет, надо посылать, как есть. Пусть Ойген видит, что он писал искренне, от всей души.

Ойген!
Я знаю, ты мне этого не простишь. Но я должен рассказать тебе о том, что произошло. Я не хочу, чтобы ты узнал об этом от кого-то другого. Моя вина - мне и отчитываться
Ты знаешь, все то время, что я был в изгнании
Этой ночью я переспал Этим утром я проснулся в одной постели Эту ночь я провел с герцогом Алва. Кто-нибудь скажет - "всё давно к тому шло". Это неправда! Мы были просто друзьями. Во всяком случае, я так считал. Но вчера... Он был пьян, он пришел с гитарой к моему окну и начал петь. Я пытался заставить его замолчать. Я бросил в него горшок с кактусом, он упал, и я испугался, что Но он не останавливался. Ах, Ойген, как он поет. У него такой голос!.. Но у тебя все равно лучше! Мне пришлось впустить его в дом.
Я не могу объяснить, как все случилось. Просто в какой-то момент прямо передо мной оказались его синие глаза. Я просто тонул в них... И эта его усмешка. Ты никогда не видел, как усмехается Ворон? Не врагам, врагам он усмехается презрительно и недобро. Но друзьям... друзьям - совершенно иначе. И от этой усмешки сердце начинает биться быстрее.

Я не прошу тебя простить. Это невозможно, да и сам я никогда себе не прощу этой слабости вчерашнего. Как я мог?! Где было мое герцогское воспитание?..
Ойген, дорогой, любимый Ойген. Я в последний раз называю тебя так. Если нам еще когда-нибудь доведется встретиться, я буду иметь право называть тебя только "барон Райнштайнер". Это будет невыносимо тяжело и больно, но я заслужил такое наказание.
Я не прошу тебя простить. Я прошу забыть. Не мое предательство, а меня самого. Выкинуть из сердца и плотно закрыть дверь - мне там не место.

Прощай.

С любовью и отчаяньем,
не имеющий права быть твоим

Робер Эпинэ.

- 3 -

Я "Кровью" заливаю грусть,
Касерой давится тоска...
В который раз не отвернусь,
Увидев серые глаза.

Ойген Райнштайнер прибыл в Олларию ранним утром первого летнего дня. Его гнедой с неторопливым достоинством мерно процокал подкованными копытами по залитым солнцем улицам, где суетился еще немногочисленный люд, открывались лавки, громыхали телеги, а под ногами вертелись бездомные собаки и уличные мальчишки. Но барон не обращал никакого внимания на царивший вокруг хаос, оставаясь островком спокойствия и равнодушия, целеустремленно продвигавшимся к особняку герцогов Эпинэ.
Когда Ойген пришел к фок Варзов с прошением об увольнительной, Маршал Севера не поверил своим глазам. Насколько ему было известно, за все годы службы Райнштайнер ни разу не отпрашивался в отпуск, даже чтобы навестить больную мать, и Рудольфу Ноймаринену приходилось всегда самому за этим следить. И вот теперь барон просит отпустить его, и не куда-нибудь, а в Олларию. Покачав головой, старый маршал усмехнулся и подписал увольнительную на месяц.
Подъехав к особняку Повелителей Молний, барон спрыгнул с седла и осторожно снял внушительных размеров чехол, из которого по прошествии некоторого времени был извлечен контрабас.
Райнштайнер миновал парадный вход, с идеальной вежливостью поприветствовал Алву, расположившегося с гитарой на ступенях, обошел дом и остановился под распахнутым окном, тут же принявшись настраивать контрабас.
Едва услышав до боли знакомые звуки народного бергерского инструмента, из окна высунулся Робер, забаррикадировавшийся в своем кабинете и почти не покидавший его с той памятной ночи двухнедельной давности. Ойген окинул его бесстрастным взглядом и запел хорошо поставленным баритоном что-то на бергерском языке. Алва, прекрасно знавший бергерский язык, оторвался от гитары и с интересом прислушался. Но после первых же строк песни любопытство на его лице сменилось веселым изумлением, и Первый Маршал Талига согнулся пополам от хохота. Эпинэ побагровел и захлопнул окно.
Райнштайнер пел знаменитые торкские частушки...
Робер немного постоял у окна, украдкой всматриваясь в строгие черты любимого лица. Ойген, Ойген... Иноходец прекрасно знал, что командор его не простит, но даже не подозревал, что тот способен на такую изощренную месть. Судя по звукам, доносившимся со двора, Алва снова взял гитару и начал подыгрывать барону. Два голоса, переплетаясь и сливаясь в один, душевно выводили уже следующую песню, кажется, на гайи. Робер от всего сердца порадовался, что не знает этого языка.
Отойдя, наконец, от окна, герцог открыл бар, протянул руку к последней бутылке "Черной крови", но передумал и достал касеру. За эти две недели его запасы изрядно оскудели - только вино и работа позволяли отвлечься от серенад за окном, но одно мешало другому, и Иноходец, терзаясь совестью, все же выбрал вино.
На исходе бутылки Эпинэ посетило острое желание излить кому-нибудь душу, а в идеале - и получить мудрый совет. Пьяный Робер мог признаться самому себе в том, в чем не признался бы Робер трезвый: он не был способен найти выход из сложившейся ситуации.
Но кто сможет помочь, к кому обратиться? Левий в последнее время очень занят, они с призраком Квентина Дорака, хм... шадди пьют. Матильда, милая Матильда, несмотря на всю свою мудрость, просто не поймет Эпинэ - он так и не решился рассказать ей про Ойгена. Катари, наверное, смогла бы понять, но она беременна, и Робер не хотел, чтобы кузина, на чью долю и так выпало немало страданий, переживала теперь еще и за него. Альдо? Нет, он последний, с кем Иноходец стал бы делиться такими проблемами. Кроме того, он бы снова начал объяснять другу, что Райнштайнер и Ворон - враги, а Эпинэ не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы выслушать все это молча. Оставался Дикон. Но мальчик, как обычно, поймет все превратно и обвинит Рокэ во всех грехах. Да и юн он слишком для таких вещей.
И тут Эпинэ вспомнил о Валентине Придде. Будучи ровесником юного Окделла, Повелитель Волн обладал отнюдь не юношеской мудростью и железным самообладанием. Да, он поймет. Ведь его старший брат, по слухам, тоже пал жертвой обаяния Кэналлийского Ворона. Эпинэ вздрогнул: перед его мысленным взором предстал герцог Анри-Гийом, с отвращением на лице стреляющий во внука, опорочившего честь Дома. Робер отставил в сторону бокал и потряс головой. К счастью, старик умер, так и не узнав чудовищной правды.
Иноходец прислушался: импровизированный концерт для контрабаса и гитары, вроде бы, закончился. Значит, можно попытаться выбраться из дома черным ходом.
Побег прошел как по маслу, и герцог, никем не замеченный, быстрым шагом направился к особняку Приддов. К тому моменту, когда он постучался в украшенные гербами Дома Волн ворота, хмель подвыветрился из головы, и Эпинэ усомнился в правильности своего решения. Но отступать было поздно: расторопный слуга уже отворил калитку и предложил Повелителю Молний проследовать за ним.
Дожидаясь Валентина в библиотеке, Робер успел раз десять проклясть свою безумную идею и выпитое вино. Он уже совсем собрался уходить, когда дверь библиотеки тихо скрипнула, пропуская внутрь герцога Придда. Валентин казался весьма бодрым, как будто бы его не подняли с постели посреди ночи. Робер с легкой грустью подумал, что выглядел бы ненамного хуже, если бы имел возможность хоть изредка высыпаться.
- Добрый вечер, герцог, - Придд поприветствовал Эпинэ по всем правилам придворного этикета, но в его голосе послышалась нотка сарказма.
- Доброй ночи, герцог, - чуть поморщившись, ответил Эпинэ. - Прошу прощения за столь поздний визит - я уже и забыл, что нормальные люди в это время давно уже спят. Наверное, мне лучше прийти завтра...
- Не стоит извинений, герцог. Если вы пришли, значит, у вас были на то причины, и безотлагательные. Я вас слушаю.
Робер почувствовал острый укол совести. Лайэ Астрапэ, он так погрузился в собственные проблемы, что совершенно перестал думать о других. Кто он такой для Валентина, чтобы приходить к нему среди ночи и жаловаться на личную жизнь?!
Под изучающим взглядом холодных серых глаз Эпинэ совсем смутился и пробормотал что-то невразумительное. Придд вздохнул, наверняка мечтая вернуться в постель. А может, он мечтал о чем-то другом. Или вообще не мечтал - душа Спрута еще большие потемки, чем чья угодно другая.
- Возможно, вы хотели обсудить возможность новой войны с Гайифой? - вежливо поинтересовался Повелитель Волн.
Эпинэ с радостью ухватился за идею:
- Да, да, именно! Меня тревожат нехорошие предчувствия. Вчера мне приснился сон... - Робер понимал, что несет чушь, но не мог остановиться. Лучше какой угодно бред, чем правда!
Валентин слушал с вежливым интересом, не перебивая и ни о чем не спрашивая. Когда Робер выдохся и наконец умолк, он проронил:
- Я понимаю причины вашего беспокойства, герцог, и я польщен, что вы решили поделиться ими со мной. Но я уверен, что в случае возникновения реальной угрозы, Талиг без труда справится с ней, благодаря военному гению маршала Алвы.
- Маршала Алвы... - с горечью повторил Эпинэ. - В таком случае, я бы предпочел, чтобы война началась поскорее! Тогда Он вынужден будет покинуть Олларию и оставит меня в покое... - И Робер сам не заметил, как выложил Придду все.
Когда к Иноходцу вернулась способность соображать, он обнаружил себя рыдающим на хрупком плече Валентина, который стойко терпел излияния Эпинэ, хотя его колени предательски дрожали и подгибались под двойным весом.
Робер смутился и отступил на шаг. Повисла неловкая пауза.
- Вина? - как ни в чем не бывало предложил Придд. Робер кивнул.
Валентин вызвал слугу, и через некоторое время тот принес поднос с запыленной бутылкой и двумя серебряными кубками.
- "Змеиная кровь", - сообщил Повелитель Волн, самостоятельно разливая вино.
Робер снова кивнул и взял предложенный кубок, однако пить не стал. Он сидел в кресле, чуть сгорбившись и держа сосуд обеими руками. Огонь, горевший в камине, бросал отсветы на его лицо, углубляя тени, отчего герцог Эпинэ казался старше и еще более усталым, чем был на самом деле. В сочетании с беспомощным и растерянным взглядом это придавало ему очень несчастный вид.
- Пейте, герцог. - Голос Валентина невольно смягчился. Нетрудно быть стойким и невозмутимым, когда почти ничего не делаешь. А Эпинэ весь в делах, он почти не спит и наверняка забывает принимать пищу. Надо бы поговорить с Рокэ - его шутка явно затянулась.
Робер послушно выпил. Валентин вновь наполнил его кубок. К собственному Повелитель Волн почти не притронулся.
- Знали бы вы, как я устал, - произнес вдруг Эпинэ. - Так бы взял и уехал куда-нибудь. В Сакаци, например. Или лучше даже в Торку - там думать некогда. Все равно здесь от меня никакого толка. Я же знаю, что меня держат только для того, чтобы я не почувствовал свою ненужность.
Робер залпом осушил кубок и сам налил себе еще.
- Зря вы, герцог, право, - не выдержал Валентин. - Я не представляю, что бы еще натворил господин Ракан, если бы рядом с ним не было вас. И регент отзывался о вашей работе с большим уважением. Просто вы слишком требовательны к себе. И слишком мало спите.
"И слишком много пьете", - добавил он про себя, глядя, как Иноходец снова наполняет свой кубок.
- Герцог, вы удивительный человек! - с чувством заявил Эпинэ. - А ведь я считал вас всегда мороженой рыбой... Я рад, что ошибался в вас!
Валентин вежливо улыбнулся.
- Я х'чу выпить за здор-ровье х'зяина этого дома! - уже совсем пьяным голосом воскликнул Повелитель Молний и попытался встать. Придд, наплевав на имидж "мороженой рыбы", подскочил к Эпинэ, едва успев его поймать, однако не удержался на ногах, и оба герцога рухнули на покрытый густым ковром пол.
- Гена? - пьяно пробормотал Робер. В его взгляде промелькнуло непонятное Валентину узнавание, когда их глаза встретились.
- Эм..?
Продолжить Придд не успел - Иноходец приподнялся на локте и запечатал губы растерявшегося Спрута крепким поцелуем.

- 4 -

А я с похмелья, как всегда,
Лежу, болезный, на ковре,
И спрутов синих череда
Мне ухмыляется во сне.
мдя... пить надо меньше... ><

У Эпинэ страшно болела голова. Он понял это во второй миг после пробуждения. В первый миг он не понял вообще ничего, а в третий уже осознал, что находится не дома: в особняке Повелителей Молний никогда не было столь шикарной библиотеки. Собственно, в Олларии только два рода могли похвастаться такой коллекцией: герцоги Алва и герцоги Придды. Но что, в таком случае, здесь делает сам Эпинэ?!
Память тревожила обрывочными воспоминаниями о выпитом накануне вине и холодных глазах цвета зимнего неба. Он помирился с Ойгеном? Да нет, вроде. Скорее всего, ему это просто приснилось. Да, конечно, просто сон. Робер облегчённо рассмеялся и тут же пожалел об этом - его голова как будто разлетелась на множество кусочков.
Но все же, где он находится? И почему лежит раздетым на полу, заботливо укрытый теплым одеялом? Ну, последнее можно понять: в зале было довольно прохладно, несмотря на то, что на дворе - начало лета. Эпинэ отбросил шальную мысль о том, что он проспал до осени. Версия, что его усыпили и увезли в Надор или Торку, тоже не вызвала у него доверия.
Медленно, чтобы не потревожить роту кавалеристов, расположившуюся у него в голове, Повелитель Молний поднялся с пола. На соседнем кресле лежала его одежда, сложенная аккуратной стопочкой, на столе стоял бокал вина. Осушив его и одевшись, Робер почувствовал себя человеком. Теперь можно было рискнуть попытаться что-нибудь вспомнить.
Цветовое оформление библиотеки и гербы на обложках книг подтолкнули Эпинэ в правильном направлении. Он в особняке Повелителей Волн. Он пришел вчера, чтобы поговорить с Валентином. Валентин!.. О, Создатель, неужели это все действительно вчера было?! "Змеиная кровь", растерянные серые глаза, гибкое юное тело в сильных руках... Эпинэ закрыл лицо руками и глухо застонал. Да, все было. И в этот раз уже не на кого переложить вину. В этот раз виноват только он, и никто другой. Он, Робер, герцог Эпинэ, напился, как какой-нибудь Ворон, и пришел к Валентину посреди ночи. Лайэ Астрапэ, какой позор! Бедный мальчик... Перед внутренним взором Эпинэ снова возник герцог Анри-Гийом, но теперь за его плечом маячил суровый лик Ойгена Райнштайнера, во взгляде которого Робер прочитал глубоко запрятанную боль и укор. И он понял, что должен сделать. Ради памяти деда, ради Ойгена, ради Валентина.
Он взял лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Чернила оказались фиолетовыми, но Эпинэ было все равно. Он быстро накидал несколько строк - прощальное письмо Ойгену. На этот раз - действительно прощальное. Затем, немного поколебавшись, он составил еще два послания: одно для несчастной кузины, другое - для Валентина. Он не имел права уйти, не попросив прощения. Бедная Катари... Робер – единственный оставшийся у нее родной человек, но у него нет другого выхода. Она истинная дочь истинных Людей Чести. Она должна понять.
Но надо также попрощаться и с Матильдой... и с Диконом - оставить юноше последний совет, которым он, впрочем, все равно не воспользуется. И Марианна... прекрасная Марианна. Как бы он хотел любить ее - эта женщина более, чем какая угодно другая, была достойна искреннего почитания и преклонения. Но, увы - она имела несчастье влюбиться в того, чье сердце раз и навсегда покорили холодные глаза цвета зимнего неба, еще много лет назад.
Дописав последнее письмо, Эпинэ покинул библиотеку, невозмутимо прошагал мимо поклонившегося ему слуги и устремился ко входной двери. Выйдя во двор, он внимательно огляделся по сторонам и, убедившись, что никого поблизости нет, перемахнул через забор.
До Данара было недалеко. Несколько улиц, на которых на него вряд ли кто обратит внимание, - и он у цели. Главное, не торопиться, не привлекать к себе чужие взгляды. Его не должны узнать.
Когда впереди, в конце улицы, уже показался блеск вод Данара, Эпинэ услышал за спиной топот и крики. Он обернулся на ходу, не замедляя шаг, - и в этот же миг из-за угла вылетел первый преследователь. Иноходец понял, что дело дрянь, и со всех ног кинулся к столь близкой и столь желанной цели.
За ним бежал Ойген Райнштайнер, с тем самым каменным выражением лица, с каким, должно быть, он обычно шёл в бой. От него не отставали Придд и Алва. Валентин был бледен, по его лбу струился пот, но он упорно сохранял на лице невозмутимость, подражая Ойгену. Рокэ, в отличие от юноши, бежал легко и красиво, на его губах играла обычная снисходительная улыбка, и всем своим видом он показывал, что участвует в этом забеге лишь потому, что ему больше нечем заняться.
С небольшим отрывом от этой троицы бежала вдовствующая принцесса Ракан, одной рукой подобрав путавшиеся под ногами юбки, другой потрясая неизменным морисским пистолетом. Она запыхалась, но каким-то образом находила в себе силы выкрикивать в воздух ругательства и проклятия.
Даже Катарина Ариго, в то время совершавшая утреннюю пробежку вдоль Данара вместе со своей свитой, соизволила проявить интерес к забегу и даже изменить привычный маршрут - и теперь бежала чуть в стороне от Матильды. Рядом с королевой трусил Марсель Валме, неся на руках уставшую Марианну и думая о том, как бы не уронить накладной живот, репутацию, а заодно и даму.
Не отставал и Август Штанцлер, прямо на бегу яростно строча что-то в записную книжку. Братья Савиньяки бежали с удовольствием и, как и Алва, совершенно не напрягаясь. За ними, постоянно отставая и глазами выискивая в толпе сюзерена, несся Ричард.
- Эр Эмиль, эр Эмиль, вы не знаете, где Альдо?!
- Понятия не имею, - пожал плечами Эмиль, на бегу небрежно оправляя окровавленный манжет. Марсель, заметив этот жест, переглянулся с Лионелем и подмигнул ему. Нож, спрятанный в сапоге, почти не мешал...
За ними всеми следом бежали привлеченные шумом горожане. Бежали и Манрики - всем семейством, и не забыв эвакуировать казну. Только эти, почему-то, неслись в другую сторону.
Преследователи настигали. Но река была уже совсем близко, и Робер, могучим усилием оторвавшись от толпы, с разбега прыгнул. Кто-то успел поймать его за ногу, но Эпинэ вывернулся из сапога и рухнул в воду. Не долго думая, преследователи кинулись следом - спасать.
Это был исторический день, когда Данар впервые вышел из берегов.

- 5 -

- Слушай, братец, может, ну их - эти эпиграфы?
- Но мы же уже четыре придумали! Один всего остался.
Не будем же мы без одного эпиграфа вешать? И те убирать жалко...
- Забей. Если что - потом придумаем.

Робер сидел в своем кабинете, в любимом кресле у камина, завернувшись в походное шерстяное одеяло. Он обеими руками сжимал дымящуюся кружку с глинтвейном, и когда он делал очередной глоток, его зубы выбивали дробь об ее края. Рядом, с точно такими же кружками и завернутые в точно такие же одеяла, сидели Рокэ и Валентин. Барон Райнштайнер купание в Данаре перенес с нордической стойкостью, потому от одеяла отказался, но глинтвейн взял. В кабинете висел густой запах гвоздики и корицы.
- Ну что? - нарушил наконец напряженное молчание Алва. Он решил, что уже достаточно согрелся, и скинул одеяло, оставшись обнаженным по пояс. Эпинэ смутился и отвел взгляд.
- Я думаю, нам следует открыто все обсудить, - предложил Ойген. - Я верю Роберу - его поступок весьма красноречив. Я уже выслушал версию полковника Придда, и она показалась мне достойной доверия. Теперь я бы хотел выслушать вас, маршал Алва.
Ворон повел плечами, разминая мышцы.
- Ну, раз вы уже знаете версию Валентина, барон, вряд ли вы услышите от меня что-то новое. Впрочем, Роберу действительно стоит знать правду.
Вся эта история - результат моей шутки. Робер в последнее время был полностью поглощен делами, даже Марианна его почти не видела. Признаться, мне было больно смотреть на то, как убивает себя человек, которому я спас жизнь. И мы с Тино решили его развлечь. Вернее, идея-то была наша с Тино, но воплощать ее должен был я один - Валентину Робер бы не поверил, да и отношения у них не те. Как я думал, - добавил он и подмигнул Эпинэ. - Шутка была задумана простой и незатейливой, но затянулась. Мне было слишком скучно, а тут такое веселье... - Алва обезоруживающе улыбнулся, и Робер понял, что не в силах на него обижаться.
- Но тут приехали вы, барон, - продолжал Ворон, - и все наши планы канули в Закат. Я не предвидел такого поворота событий. Подумать только! Герцог Эпинэ, пьяный, как ызарг, посреди ночи приходит к герцогу Придду, чтобы пожаловаться на герцога Алву! Странно, что во всей этой истории не затесался Окделл.
И тут раздался громкий стук в дверь. Три Повелителя озадаченно переглянулись, и только Ойген оставался невозмутим - он просто не осознавал всей опасности их положения.
Снаружи послышался взволнованный голос:
- Робер, ты здесь?
- Их всегда Четверо, навечно Четверо... И место встречи у них одно!- пробормотал Алва, закатывая глаза и снова закутываясь в одеяло. Валентин, напротив, одеяло снял; под ним оказалось парадное одеяние родовых цветов Дома Волн. Лицо Придда приняло выражение под стать платью - непроницаемое каменное равнодушие. Ойген посмотрел на дверь с любопытством: он так много слышал о герцоге Окделле, но до сих пор у него не было возможности с ним встретиться.
Робер встревоженно кинулся открывать.
- Доброе утро, Дикон, что случилось?!
- Альдо... его нигде нет! Я... - Ричард всхлипнул, - я боюсь, что он... что его убили! В его кабинете - кровь...
- Как трагично, - протянул Рокэ, снова скидывая с себя одеяло и свободной рукой обнимая Валентина, сидевшего на подлокотнике его кресла.
Дикон, только теперь заметив, что Робер не один, мучительно покраснел, не в силах отвести взгляд от обнаженного торса Алвы и стараясь не думать о его руке, столь привычно обвивавшей талию Повелителя Волн.
"Я так и знал, - отчаянно подумал юноша, - Ворон не останавливается на достигнутом. Он погубил Джастина, а теперь принялся и за его брата!"
- Я уверен, вы приложили руку к исчезновению его величества!
- Что вы, юноша, у меня были дела поважнее и поинтереснее, - миролюбиво откликнулся Алва, допивая глинтвейн. Две капли скользнули по его подбородку и стекли на грудь. Дикон судорожно сглотнул и усилим воли отвел взгляд, переведя его на Валентина. Валентин высокомерно улыбался. Ричард, от греха подальше, посмотрел на Робера.
- Так ты не знаешь, где он может быть?
- Поищи на берегу Данара, кажется, я видел его где-то там, - рассеянно ответил Эпинэ, поглощенный безмолвным диалогом с Ойгеном.
- Ты пойдешь со мной? - Дикон с надеждой подергал Иноходца за рукав. Ойген смерил Повелителя Скал тяжелым взглядом, но тот ничего не заметил.
- Прости, - тяжело вздохнул Робер, принявший взгляд Ойгена на свой счет, - но у меня, как видишь, гости.
Дикон разочарованно кивнул и ушел.
- Пойдем и мы, - решил Алва, поднимаясь на ноги. - Спасибо за гостеприимство и глинтвейн. Где моя рубашка?
Наконец, они ушли. Робер в нерешительности замер посреди кабинета, держа в руках так и не допитую кружку и не поднимая глаз на Райнштайнера.
- Если мы и дальше будем молчать, ничего не изменится, - мягко произнес Ойген, вставая и подходя к Эпинэ.
- А если мы поговорим, что-то может измениться? - с надеждой спросил тот.
- Конечно, - убежденно ответил барон. - Ведь мы оба этого хотим.
- Хотим... - отозвался Робер. - Ойген, я...
Но слова были уже не нужны. Командор молча улыбнулся и поцеловал Эпинэ...

- Эпилог -

...А тем временем в Данаре тонул Август Штанцлер. Тонул по чистой случайности. Он отчаянно пытался ухватиться за воду, но камень, намертво привязанный к ноге, неумолимо тянул на дно. И Савиньяки с Валме, стоявшие на берегу, ничем не могли помочь.
- Хорошая сегодня погода, господа, - заметил Марсель.
- Абсолютно с вами согласен, виконт, - отозвался Эмиль. Лионель молча кивнул.
- О, смотрите, кто идет! - Валме некуртуазно пихнул Эмиля в бок, заметив спешащего к ним Окделла. Эмиль бросил последний взгляд на уже успокоившуюся воду и повернулся к Дикону.
- Добрый день, герцог. Позвольте принести вам свои соболезнования.
- Простите, граф, о чем вы? - не понял Ричард.
- Как, вы еще не знаете?! - воскликнул Валме. - Столица уже целый час стоит на ушах! Его величество Альдо Первый, последний потомок благословенного рода Раканов, надежда Талига и всей Кэртианы был подло убит сегодня, пока все мы, не щадя собственных жизней, спасали из воды несчастного герцога Эпинэ!
- Убит... все-таки, убит! - в отчаянии закричал Дикон, закрывая лицо руками. Но он тут же опомнился и опустил их. Его кулаки сжались, а глаза полыхнули праведным гневом. - Кто?! Кто это сделал?!
- Увы, юноша, мы прозевали предателя, прятавшегося у нас под самым носом, - сокрушенно покачал головой Эмиль. - Мне тяжело вам об этом говорить - я знаю, вы с графом Штанцлером были особенно близки...
- Графом Штанцлером? - вмиг осипшим голосом переспросил Ричард. - Вы хотите сказать, что... Нет, я не понимаю вас!
Эмиль крепко сжал плечо Повелителя Скал и, глядя ему в глаза, тихо, но твердо произнес:
- Имя убийцы - Август Штанцлер. К сожалению, его не удалось задержать - он покинул город сразу после своего чудовищного преступления.
- Эр Август... нет, не может быть...
Дикон судорожно всхлипнул и уткнулся носом в грудь Эмиля. Тот обнял юношу и зашептал ему на ухо что-то утешительное. Валме, растроганно глядя на них, смахнул предательскую слезу и незаметно выкинул в реку вытащенный из сапога нож.

Робер в последний раз оглядел свой кабинет. Вроде, ничего не забыл. Пора - Ойген уже несколько раз заглядывал внутрь и качал головой, оценивая масштабы устроенного Эпинэ беспорядка. Иноходец подхватил сумку и вышел.
Райнштайнер ждал уже в седле, с непостижимым спокойствием обсуждая что-то с Рокэ, пришедшим их проводить.
- Ну, наконец-то, - воскликнул Алва. - А я уже собирался предложить командору пари: либо вы выходите в течение пяти минут, либо вообще никуда не едете. А говорят еще, что нет ничего стремительнее молнии...
Робер нервно улыбнулся. Уезжать из Олларии одновременно и хотелось и... нет. То есть, хотелось, конечно, но не давало покоя ощущение, что он о чем-то забыл. С Катари и Матильдой попрощался, с Левием прощальную чашку шадди выпил, с Марианной отношения выяснил, Карвалю последние указания отдал, Дикон... Вот оно! За сборами он совсем забыла про юного Окделла, потерявшего вместе с Альдо последнюю опору в жизни.
- Но что будет с Диконом? Рокэ, вы возьмете его снова к себе?
- Нет уж, - Ворон поморщился, - этот юноша - сомнительное счастье.
- Граф Лэкдеми так, похоже, не считает, - вмешался Райнштайнер. Оба Повелителя Стихий с интересом посмотрели на него. - Насколько мне известно, последний раз герцога Окделла видели на берегу Данара рыдающим у него на плече. С тех пор юноша целыми днями пропадает у Савиньяков.
По губам Алвы скользнула шальная улыбка. Робер тоже улыбнулся:
- Это хорошая новость, Ойген. Похоже, мальчик наконец-то оказался в хороших руках.
Рокэ насмешливо фыркнул.
Эпинэ дал шенкеля Дракко. Его ждали Ойген и Торка. И впервые за долгое время его совесть была абсолютно спокойна.

@музыка: Мельница – Зима

@темы: смерть мозга, отблески, головой об стенку